Как кризис стал модной темой в Голливуде
«Игра на понижение» получила один из «Оскаров». Профессиональным финансистам «Деньги» советуют запастись двойной порцией попкорна: и в фильме, и в книге Майкла Льюиса, по которой он снят, передергиваний более чем достаточно. Остальным любителям кино имеет смысл напомнить: не стоит даже пытаться разбираться в жизни финансового мира по голливудской продукции.
Почти каждый взрослый житель США — инвестор на финансовых рынках. Зачастую не только пассивный: американцам разрешено самим управлять пенсионными накоплениями. Возможно, поэтому фильмов об Уолл-стрит все больше, они становятся все более популярными, все чаще номинируются на «Оскар» и даже получают эту престижную премию.
В далеком 1987-м Майкл Дуглас получил эту награду за лучшую мужскую роль в фильме Оливера Стоуна «Уолл-стрит» (в рейтинге Internet Movie Database, IMDB — 7,4). В 2013-м на «Оскар» был выдвинут фильм Мартина Скорсезе «Волк с Уолл-стрит» (8,2) и исполнитель главной роли Леонардо Ди Каприо. В 2010 году премию за лучший полнометражный документальный фильм получили «Инсайдеры» (8,3, максимум в нашей выборке), рассказывающие об ипотечном кризисе 2008 года.
В этом году на «Оскар» номинировали фильм «Игра на понижение» (7,9) о том же кризисе. За него как за лучший фильм года проголосовала Гильдия продюсеров, и по этой причине он даже считался фаворитом гонки: картина, выбранная продюсерами, получает «Оскар» в 80% случаев. Главный приз ушел другому кино, но и «Игра на понижение» не осталась без награды, получив «Оскар» за лучший адаптированный сценарий. Он создан по книге скандального американского финансового журналиста Майкла Льюиса «Большая игра на понижение», автора знаменитого «Покера лжецов».
Художественные деривативы
Из всех финансовых событий в истории США кризис 2007-2009 годов, пожалуй, лучше всего описан в популярных книгах и отражен в кино, причем с любой мыслимой перспективы.
Рагхурам Раджан в «Линиях разлома. Скрытые трещины, все еще угрожающие мировой экономике» (Издательство Института Гайдара, 2013 год), получивший премию Financial Times и McKinsey за лучшую деловую книгу года в 2010-м, объясняет, в чем зло дешевых денег, которые породили пузырь на рынке недвижимости и, соответственно, последующее падение.
Дэвид Уэссел (David Wessel) посвятил свою книгу «Мы доверяем ФРС» («In Fed We Trust» — парафраз выражения In God we trust, напечатанного на бумажных долларах) действиям регулятора.
Атиф Миан (Atif Mian) и Амир Суфи (Amir Sufi) в «Долговом доме» («House of Debt») выстраивают перспективу subprime-заемщика (заемщика с низким кредитным рейтингом), объясняя, почему последствия кризиса в основном легли на плечи самых бедных: богатых спасли низкий уровень долга и большая доля инвестиций в надежные облигации, бедные же погорели на том, что почти все их сбережения были вложены в недвижимость, а высокий рычаг, то есть доля заемных средств в активах, создал мультипликативный эффект при падении цен на жилье.
История маленького человека, потерявшего все в кризис 2008 года, рассказана в фильме «Нападение на Уолл-стрит» Уве Болла 2013 года (6,1, минимум в нашей выборке, но для «худшего режиссера всех времен и народов» это серьезный успех). Правда, профессиональный финансист углядит в этой картине серьезную натяжку: главный герой, рядовой инкассатор, вложился в ипотечные ценные бумаги, в которые непрофессионалам было на самом деле вкладываться запрещено.
Николас Данбар (Nicholas Dunbar) в книге «Дьявольские деривативы» («Devil’s Derivatives») фокусируется на европейских покупателях ипотечных облигаций, которые в кризис оказались крайними, и объясняет, что их потери были связаны не только с завышенными кредитными рейтингами ипотечных облигаций, но и с тем, что они сами отдали на откуп управление пулами облигаций американским инвестиционным банкам, а те к началу кризиса заместили ликвидные бумаги в пулах на полные неликвиды.
Эндрю Росс Соркин (Andrew Ross Sorkin) в книге «Слишком большой, чтобы обанкротиться» («Too Big to Fail») фокусируется на банкротстве инвестиционного банка Lehman Brothers. На основе книги в 2011 году создается телефильм «Крах неприемлем: спасая Уолл-стрит» (7,4).
Лоуренс Макдональд и Патрик Робинсон в «Колоссальном крахе здравого смысла» («Альпина Бизнес Букс», 2010) пишут о том же событии с той разницей, что один из авторов — инсайдер, высокопоставленный сотрудник Lehman, показывающий, что информация о действиях отдела по выпуску ипотечных облигаций скрывалась даже внутри банка и его сотрудникам из других подразделений приходилось вести собственные расследования, чтобы прояснить картину.
Многие кинокритики считают, что банкротству Lehman посвящен и фильм «Предел риска» («Margin Call», 7,1) Джей Си Чендора 2011 года. На самом деле — только отчасти: хоть сюжет и связан с банкротством инвестбанка, его руководители показаны очень грамотными и вменяемыми людьми, действующими оперативно, чего не скажешь о Lehman, глава которого сам довел его до банкротства, отказавшись от помощи частных финансовых институтов.
Грегори Цукерман (Gregory Zuckerman) в «Самой большой сделке за всю историю» («The Greatest Trade Ever»), как и Льюис, описывает действия игроков на понижение, и рассказанные двумя авторами истории пересекаются на две трети. Это объяснимо: на понижение мало кто ставил.
Пузырь, который лопнул
По всей видимости, широкое освещение кризиса 2007-2009 годов в популярной литературе и кино является отражением того, что он затронул почти каждую американскую семью. От краха предыдущего финансового пузыря (на рынке акций технологичных компаний) пострадали в основном те, кто вкладывался в этот сравнительно узкий сегмент фондового рынка. Акции компаний «старой экономики» тоже упали, но, в отличие от акций доткомов, многие из которых перестали существовать, снизились в цене гораздо меньше и вскоре восстановились. Коллапса американской экономики в целом крах доткомовского пузыря не вызвал. Кризис 2008-го был куда более масштабным.
Цены на недвижимость в США достигли максимума в 2006 году (см. график). С пикового уровня они упали примерно на 35% по стране в среднем и гораздо больше в самых пострадавших штатах и городах: на 42% — в Лос-Анджелесе, на 50% — в Майами, на 56% — в Фениксе, штат Аризона. Дно было достигнуто лишь через шесть лет после начала коррекции — в 2012-м. Падение до сих пор не отыграно: на начало 2016 года цены на недвижимость в США в среднем составляли 88% от пиковых. Добавьте к этому 18-процентную инфляцию за период.
В результате кризиса потеряли свои дома примерно 5 млн американских семей. Особенно пострадали subprime-заемщики, причем те, кто брал ипотеку под плавающую процентную ставку, которая обычно привязывается к учетной ставке. Среди них доля банкротов составила около 40%. В 2004 году учетная ставка составляла 1% — ФРС низкими ставками боролась с последствиями краха доткомов, затем началось повышение, и в 2006-2007 годах ставка превысила 5%. Кроме того, практиковалась выдача ипотечных кредитов с завлекающей ставкой — в первые два года она могла составлять всего 1%, а когда этот срок истекал, резко росла. В 2008 году многие заемщики сочли ипотечные платежи непосильными для семейного бюджета, но спешное понижение учетной ставки примерно на три процентных пункта не спасло ситуацию.
Падение цен на недвижимость вызвало цепную реакцию: отказ от обслуживания закладных их владельцами сократил денежные потоки по пулам секьюритизированных ипотечных ценных бумаг, обеспеченных данными выплатами, вызвал резкое падение их цен и колоссальные убытки многих финансовых институтов: тех, кто эмитировал данные бумаги, страховал риски по ним и, разумеется, инвесторов в них.
По оценкам МВФ, общие потери банков от кризиса составили почти $5 трлн, из них почти $3 трлн приходится на банки США. Три инвестбанка из первой десятки — Lehman Brothers, Bear Stearns и Merrill Lynch — обанкротились, первый спасать не стали, а на два других нашли покупателей, которых практически вынудили совершить сделку.
Согласно отчету Счетной палаты США 2013 года, в ходе рецессии, вызванной кризисом, падение ВВП составило около 5%, и этот показатель восстановился только в 2011 году. Безработица в 2009 году составила около 10% и оставалась на уровне свыше 8% более трех лет, это самый большой период безработицы такого масштаба со времен Великой депрессии. Средние потери благосостояния на семью составили $49 тыс., или около 39%. Они были вызваны падением стоимости жилья и акций. Общие потери от падения стоимости жилья составили $7 трлн. Фондовый рынок потерял $11 трлн (правда, он полностью восстановился).
Представители государственной Программы помощи проблемным активам (Troubled Asset Relief Program) оценили затраты американского государства на борьбу с кризисом к середине 2015 года в $4,6 трлн. И это еще не конец.
Банковский фарш
К 2006 году многие догадались, что недвижимость пойдет вниз. Аргументы тех, кто в это не верил или делал вид, что не верит, сводились к тому, что в США жилая недвижимость не падала в цене со времен Великой депрессии. Длинный ряд наблюдений — это обычно хорошо для экстраполяции. Но здесь тот самый случай, когда нужно было обратить внимание на короткие ряды, и тогда можно было бы заметить, что в 2000-е недвижимость росла на 7% в год, а не на 1%, как в предыдущие годы, стоимость же жилой недвижимости в 2006-м была гораздо выше исторических средних по показателю «стоимость стандартного дома/годовой доход семьи».
Кроме того, доля subprime-заемщиков в общем количестве семей, получавших ипотеку, выросла с 5% в 1998 году до 20% в 2006-м. Сказалась поддержка subprime-заемщиков, начатая еще администрацией Билла Клинтона в начале 1990-х. К этому времени сформировался устойчивый тренд к сокращению реальных доходов «синих воротничков», и государство хотело помочь им хоть как-то реализовать американскую мечту — если не повысить уровень жизни, то хотя бы получить дом в собственность.
Но одно дело предсказать крах рынка недвижимости, совсем другое — дефолты по ипотечным бумагам и крах финансовых институтов. А третье — суметь совершить необходимые сделки, чтобы на этом заработать. Для ставок на понижение существовал ряд серьезных препятствий. Во-первых, когда на рынке формируется пузырь, очень трудно предсказать, когда именно он лопнет: если цены иррациональны сегодня, что им мешает оставаться таковыми завтра? Иррациональность в краткосрочной перспективе непредсказуема. А крах рынка ипотечных бумаг был возможен только после того, как рост цен на недвижимость остановится. Неспособность выплачивать ипотеку из зарплаты мало влияла на цены, ведь пока они росли, кредиты рефинансировались.
Во-вторых, пулы ипотечных облигаций было очень трудно оценивать из-за того, что банки-андеррайтеры предоставляли рынку и даже рейтинговым агентствам неполную информацию. Так, например, в проспектах ипотечных бумаг указывался только средний кредитный рейтинг заемщиков в пуле. Фокус был в том, что заемщики со средним рейтингом 515 и выше практически никогда не подают на банкротство, а заемщики со средним рейтингом 450 банкротятся, наоборот, часто. Пул со средним рейтингом 515 невозможно оценить, не зная, у всех ли в пуле такой рейтинг или пул наполовину состоит из ипотечников со средним рейтингом 450, а наполовину — со средним рейтингом 580.
Предсказание краха банкротства финансовых институтов, которые скупали индивидуальные кредиты и преобразовывали их в пулы бумаг,— это вообще задачка о том, сколько фарша застрянет в мясорубке, когда рынок встанет. Отчетность банков не позволяла сделать такие предположения с высокой точностью.
Кроме того, чтобы сделать ставку на понижение, нужно быть членом ассоциации ISDA (International Swaps and Derivatives Association). Непрофессиональному инвестору, да и профессионалу, который не был членом ассоциации, оставалось только шортить акции девелоперов, инвестиционных трастов, вкладывающихся в недвижимость, и т. п.
Технически ставки на понижение осуществлялись не через короткие продажи, а через покупку страховки от банкротства тех или иных выпусков. Это экзотический инструмент, которого поначалу на рынке не было. Его было предложила страховая компания AIG, но она ушла с рынка еще в 2005 году, видимо, понимая риски, связанные с продажей таких страховок. (На этом фоне тот факт, что на ее спасение потребовалось $180 млрд, еще более впечатляет.) Иными словами, для совершения сделки нужно было найти другую сторону, желавшую сделать противоположную ставку, что ближе к кризису было не так просто осуществить.
И наконец, дело было не только в мастерстве управляющих деньгами, а еще и в том, чтобы убедить инвесторов в их фонды не выводить из них деньги до коллапса. Инвесторы не любят сделки с так называемым negative carry (отрицательным финансовым результатом от хранения актива): вы платите за страховку понемногу, но каждый год на протяжении нескольких лет, а потом можете получить большую сумму одномоментно. Как выразился по поводу подобных сделок Нассим Талеб, вы не можете обанкротиться в один миг, но вы можете умереть, медленно истекая кровью. Капитала фонда может не хватить на оплату страховки каждый год в условиях, когда крах рынка откладывается.
Герои и прототипы
Как уже было сказано, в книге Льюиса и в фильме по ее мотивам речь идет о тех игроках финансового рынка, кто все же сумел сделать ставки на понижение, то есть смог на кризисе заработать. В первую очередь это управляющий активами Джон Полсон (John Paulson), который заработал для инвесторов своих хедж-фондов $20 млрд и унес домой в виде бонуса и в прибыли от ставок на собственные деньги почти $5 млрд. Доходы всех остальных игроков на понижение куда скромнее.
Второй известный герой — Майкл Барри (Michael Burry), бывший врач. Барри начал с того, что стал вести блог по инвестированию, вдруг обнаружил, что его читают известные профессионалы, поставил крест на карьере в медицине и создал свой фонд, куда некоторые профессионалы вложили деньги. Барри первым догадался, что рынок ипотечных облигаций пойдет вниз.
Третий игрок, делавший ставки на то, что ипотечные бумаги пойдут вниз,— управляющий активами Стивен Айсман (Steven Eisman). И наконец, играл на понижение Грегори Липпман (Gregory Lippman), трейдер Deutsche Bank. Считается, что именно его активность спасла этот Deutsche Bank от банкротства, ведь другие отделы банка держали ипотечные облигации и продавали страховки от их рисков. Среди индивидуальных инвесторов прославился девелопер из Лос-Анджелеса Джеффри Грин (Jeffrey Greene), он чуть ли не единственный, кому удалось пробраться на рынок, вход на который был разрешен только профессионалам.
Сделки Полсона и Грина описываются только в книге Цукермана, и их истории не могли попасть в фильм, три других стали и героями книги Льюиса, и героями фильма, причем Барри выведен в нем под своим собственным именем, Айсмана в фильме зовут Марк Баум, а Липпмана напоминает Джаред Веннетт, от лица которого идет рассказ.
Фильм существенно упрощает задачу, которая стояла перед игроками на понижение. То, что инвесторы в фонды нервничали, там показано. Например, Барри попросту выставляет разгоряченного инвестора из своего офиса ни с чем, отказываясь вернуть ему деньги, которые тот хотел бы изъять. (Что пропущено, так это рассказ о том, почему это было легитимно: потому что Барри имел право не возвращать деньги, если они были вложены в неликвидные инструменты.) Но сделки героям фильма даются легко — им нужно было только догадаться сделать ставки, а найти того, кто сыграет против них, сложности не составило. В реальной жизни в этом-то и была загвоздка. Это, конечно, одно из серьезных упрощений ради того, чтобы сделать фильм доступным для широкой публики и уложить в два часа с хвостиком.
Больше смущают не они, а откровенно популистский характер картины. Майкл Льюис известен своей нелюбовью к Уолл-стрит, которая прослеживается еще с его первой книги «Покер лжецов» о внутренней кухне Salomon Brothers.
Но создатели фильма пошли еще дальше. Например, в фильме есть сцена, где Барри и его коллега встречаются с представительницей рейтингового агентства Moody’s, рейтинги которого многих выпусков бумаг оказались сильно завышенными. От нее они узнают, что рейтинги делаются… за деньги заказчика, и это приводит их в шок. На самом деле присвоение рейтинга всегда финансируется заказчиком, и ветераны Уолл-стрит не могут об этом не знать. Наличие самого Льюиса в сценаристах исключает вариант ошибки: это именно сознательное передергивание. К тому же представительница Moody’s сидит в своем офисе в больших темных очках. Наверное, не хочет, чтобы ей посмотрели в глаза, должен догадаться зритель. Упрощения и преувеличения не способствуют повышению оценки фильма в среде финансистов-профессионалов, но помогли ему заработать высокие оценки критиков и дойти до «Оскара».