Что происходит с детьми мигрантов в России
Случившееся на прошлой неделе в Москве жуткое убийство няней-мигранткой четырехлетней девочки ошеломило людей и вновь вернуло в разряд чрезвычайных подзабытую за последние месяцы, но отнюдь не потерявшую своей остроты проблему — наплыв в Россию приезжих из ближнего зарубежья
Благие разговоры о необходимости адаптации мигрантов к нашим реалиям, увы, чаще всего так и остаются разговорами — в российских мегаполисах многие из этих людей продолжают жить совсем по другим канонам, которые плохо вяжутся и с окружающей действительностью, и с действующим законодательством, и с представлениями о добре и зле. При этом, как водится, самая уязвимая категория (и самая беззащитная) — это женщины и дети.
Роддом как инстанция
Роддом N 16 — в Петербурге единственный обсервационный: здесь принимают всех женщин, которые не обследовались и не наблюдались. Среди иностранных рожениц больше всего женщин из Узбекистана, на втором месте Таджикистан и Киргизия.
Когда мигрантки поступают в роддом, в лучшем случае при себе имеют паспорт, но без перевода на русский. Поэтому приходится регистрировать их без документов. Если мать оставляет ребенка, то уходит, даже не подписывая документы. Судьба малыша в случае отказа регламентирована: его отдают в больницу, оттуда — в Дом ребенка. Те женщины, кто в состоянии что-то сказать, объясняют свое решение так: муж (не официальный) бросил или его депортировали. Либо: одна не потяну, жить негде, на родине есть дети…
Они уже знают: с улицы в Дом ребенка младенца не примут. Мать без документов заберут в отделение полиции, а малыша — в больницу, потом в приют. Так что отказываться лучше сразу в роддоме. Ирина Шамакова, медсестра медико-социальной помощи роддома N 16, делится грустной статистикой: в прошлом году 33 отказа от детей иностранными гражданами. В 2013-м — 47, в 2014-м — 35…
— Женщины из Средней Азии едут рожать к нам по двум причинам,— рассказывает Владимир Шапкайц, главный врач роддома.— Во-первых, медицинская помощь в России лучше. Во-вторых, женщины наивно надеются зацепиться в мегаполисе. Однако только 10 процентов рожавших у нас иностранок имеют полис ОМС. Почему их сюда пускают, если страна не создает условий для детей и женщин, а заинтересована лишь в рабочей силе? Среди пациенток из Средней Азии бывают и наркоманки, и больные сифилисом, туберкулезом, с ВИЧ. Как правило, они и отказываются от детей. После родов мы передаем данные матери и ребенка в поликлиники на адрес, который указала роженица. Чаще всего это не фактический адрес, а тот, по которому она получила регистрацию. В поликлинике нередко отвечают: «Такого дома нет». К тому же мигранты часто живут в подвалах или расселенных домах, поликлиника туда просто не пойдет.
Уполномоченный по делам ребенка в Петербурге Светлана Агапитова ситуацией удручена и выхода из нее не видит. Считает, что необходимо ужесточить въезд, отрегулировать трудовые отношения, ввести обязательные справки о здоровье и заграничные паспорта: «Тогда просто так уже не приедешь и не родишь».
Однако выясняется, что «просто так» и не уедешь, даже благополучно родив.
— За последние 5 лет участились случаи, когда мои соотечественницы рожают в России,— говорит Алиджан Хайдаров, глава узбекской диаспоры в Санкт-Петербурге.— А когда хотят уехать обратно на родину, у них начинаются сложности при выезде. Мои соотечественницы забывают, что, родив ребенка в Санкт-Петербурге, должны в течение месяца получить свидетельство о рождении. Иначе ребенка не вывезти. Незнание законов не освобождает от ответственности, в результате страдают дети. Кроме того, чтобы увезти ребенка, рожденного в Питере, нужно из посольства Узбекистана получить сертификат на выезд. А его оформляют в Москве не меньше месяца. Были случаи, когда земляки отказывались от детей, полагая, что делают это «временно». Люди просто не понимали, что отказ обратного хода не имеет. Думали, как только устроятся и заработают, заберут ребенка из приюта…
Шансы на «Транзит»
В конце прошлого года в Петербурге произошел скандал. Гражданка Узбекистана Дилафруз Наботова вовремя не оформила документы в РФ. Ее, беременную, увезли в изолятор временного содержания иностранных граждан и прямо оттуда — в роддом. Женщина родила, через 5 дней ее вернули в изолятор и с новорожденным… депортировали в Узбекистан. Коллизия женщины состояла в том, что в Петербурге у нее остались малолетние сын и дочь, которые в итоге оказались в детском приюте под романтическим названием «Транзит»,— отцу, работающему в Петербурге, их не отдали, а обещали отправить в Самарканд через 2 недели. Мать отказывалась уезжать без детей, но ей пригрозили забрать и младенца, если не вернется в Узбекистан. Женщина согласилась. В итоге своих детей Дилафруз не видела почти 3 месяца. Их держали в приюте, мотивируя тем, что не было документов и денег на билеты. Помогло только видеообращение матери к властям Петербурга, после него к делу подключилась узбекская диаспора и журналисты, и только благодаря широкому резонансу родителям детей вернули.
Сюжет дикий. Но не новый. У всех еще в памяти страшная история Умарали Назарова — 13 октября прошлого года младенца забрали у матери-нелегалки при проверке документов, ребенок умер в Центре медицинской и социальной реабилитации детей им. Цимбалина, а мать выслали из страны. Виновных не нашли — все было исполнено вроде как по закону. И хотя в положении спецучреждения временного содержания иностранных граждан сказано, что родителей и детей можно содержать вместе, это ничего не значит — ведь можно и не содержать. По словам Алиджана Хайдарова, за последние 5 лет в Петербурге произошло 30-40 случаев, когда родителей разлучают с детьми подобным образом.
Хотя, конечно, ситуации бывают разные.
— Органы опеки могут направить ребенка в социальный приют «Транзит», если родители — трудовые мигранты не выполняют своих обязанностей,— рассказывает Андрей Якимов, эксперт по работе с этническими меньшинствами и трудовыми мигрантами Благотворительного фонда поддержки и развития просветительских и социальных проектов.— В «Транзит» дети попадают по-разному. Беспризорных несовершеннолетних находят полицейские; органы опеки проверяют неблагополучную квартиру по обращению участкового; ФМС проводит рейд по чердакам и подвалам.
Считается, что в приюте ребенок пройдет социальную реабилитацию и получит медицинскую помощь. Детей могут вернуть родителям, если те предоставят заключение органов опеки. Если нет — отправят на родину в соответствующее социальное учреждение в сопровождении сотрудников приюта.
Это все здорово, но только в одном случае — если дети брошены и никому не нужны. Но ведь бывает — и часто — по-другому.
В Петербурге долго жила семья из Узбекистана в «резиновой коммуналке». Родители работали на рынке, малолетние дети (7-8 лет) им помогали. Органы опеки сочли условия жизни неприемлемыми, изъяли детей, отправили в приют. Родители долго не могли понять, что происходит. Они сделали ремонт в комнате, пригласили сотрудников службы опеки, но не подумали о регистрации для детей и о том, что те должны учиться.
— По оценкам исследователей, 15 процентов детей мигрантов из Средней Азии не учатся в школах и помогают родителям,— объясняет правозащитник Андрей Якимов.—Подростки работают на рынке или стройке. Нередко приезжают целыми семьями дворники, живут в расселенных домах, общежитиях, и дети работают как взрослые. В среднеазиатском традиционном обществе помощь родителям — норма. Но с нашим законодательством культурные различия входят в конфликт.
— Когда в Питере у мигрантов-среднеазиатов рождается ребенок, из дома часто вызывают старшую дочь. Девочка бросает школу, приезжает и сидит с малышом. Мама, папа работают. Мальчики тоже приезжают помогать семье,— рассказывает социолог Ольга Бредникова.— Так как родители-мигранты не могут взять всех детей с собой (иначе придется отказаться от работы), они вынуждены вывозить детей «по очереди». Происходит своего рода ротация…
Так появляются дети, которые не учатся, но и не уезжают. В итоге коллизия: следуя традициям и правилам своего общества, они становятся мишенью органов опеки и полиции у нас, превращаются в кандидатов на депортацию и имеют все шансы стать постояльцами «Транзита».
— Для кого-то такой разрыв травматичен,— продолжает Ольга Бредникова.— Одна мигрантка удалила фото своих детей в телефоне — слишком тяжело. Плачет: «Поймут ли они когда-нибудь, что я уехала, чтобы им было хорошо?» Нередки случаи, когда мама на заработках, а бабушка с дедушкой выдают себя за родителей ребенка. Как правило, так случается с разведенными или матерями-одиночками. Они боятся, что их детей будут обижать. Поэтому мама для своего чада становится «старшей сестрой», которая навещает, дарит подарки и уезжает.
Другой распространенной причиной разлуки родителей с детьми становятся проблемы с регистрацией. У ребенка из Узбекистана или Таджикистана в РФ — статус иностранного гражданина. А значит, каждый приезжий оттуда обязан встать на миграционный учет в течение 7 дней с момента въезда и имеет право находиться на территории РФ не больше 90 дней с момента въезда. Детям можно продлить регистрацию лишь на основании регистрации и патентов на работу обоих родителей. Продление регистрации детей — сложная процедура, и многие это просто не делают. Точнее так: по мнению экспертов, не делают этого подавляющее большинство.
Без семьи
Разлука с детьми — распространенная беда мигрантских семей. Пока родители на заработках, дети годами не видят родителей.
В Питере 23-летняя Ширин работает с матерью. В Самарканде осталась 8-летняя сестра Бегубор. Она живет с отцом, за ней присматривает невестка…
— Младшая сестра заболела, а мамы рядом нет! — вздыхает Ширин.— И меня нет. Так, таблетку ей родственники дали, но кто обнимет? Звоним — она плачет.
Ширин понимает тоску сестры: сама с 6 лет до окончания школы жила без матери. А Бегубор не видела мать с года до трех. Стала считать сестру мамой, а мать — тетей…
С круглолицей 16-летней киргизкой Айбийке я познакомилась на курсах русского языка для мигрантов. В Петербурге она 5 месяцев. Год назад уже училась в Питере, но затосковала, и родители вернули дочь в Киргизию. Там ее ждали вторые «мама» и «папа» — тетя с мужем,— которые воспитывали ее с младенчества. Своих отца и мать Айбийке видела, только когда они приезжали в отпуск. За 16 лет в Питере у них родились еще четверо детей.
— Мои братья и сестры хотят жить в России, а я нет,— призналась девочка.— Хочу обратно.
— У некоторых детей, живущих с матерью-мигранткой,— «госпитальный синдром»,— считает Марина Буняк, психолог проекта «Семейные ценности».— Почему? Родители снимают жилье в области, а работают на другом краю города по графику, который задает работодатель. Отца в семье часто нет или он тоже работает сутками в другом пригороде. Мать работает сутками, а за детьми смотрит чужой человек за небольшую плату. И таких «воспитателей» у ребенка может быть множество. У малыша перед глазами проходят люди, которым нет оснований доверять и тем более привязываться к ним.
Какие представления о мире и людях эти дети, которые так быстро взрослеют, вынесут в жизнь? С какими человеческими драмами им (и нам тоже) придется столкнуться?
В прошлом году аспирантка Европейского университета в Санкт-Петербурге Елена Борисова проводила в Таджикистане исследование среди детей мигрантов. Они описывали социологу Россию как рай, страну возможностей. Мечту…
Мечта, увы, чаще всего оказывается с шипами и ломает и психику, и судьбы. Давно пора задуматься и о том, с какими проблемами столкнемся мы, когда прошедшие через такую ломку дети мигрантов вырастут и перенесут в нашу жизнь свои представления о нас и о том, как легко манипулировать обидами этих молодых людей в своих целях. Разумеется, важно и правильно останавливать всяких радикалов на дальних рубежах, но если не обращать внимание на то, что под боком, беда внезапно окажется гораздо ближе…