Правительство России в 2015 году незаметно поменяло экономическую миссию
В уходящем году правительство России, несмотря на очевидный экономический кризис, не выглядело как пожарная команда, воодушевленно спешащая во тьму искать очаги возгорания. Раздражение, вызванное переходом от активной борьбы с кризисом к адаптации к нему, несмотря на его вынужденность, не должно заслонять очевидных плюсов происходящего в сравнении с 2008 годом. Правительство, готовое снизить объемы прямого вмешательства в экономику, пусть и по не зависящим от него причинам,— это безусловное благо.
В декабре 2015 года, уже после того, как был подписан федеральный бюджет на следующий год, правительство России было занято крайне закрытым от публики и совершенно естественным делом: обсуждало, как уже в январе 2016 года отказаться от его исполнения. По итогам совещаний 21–24 декабря министр финансов Антон Силуанов получил от премьер-министра поручение: бюджетные ассигнования 2016 года, за исключением средств на оплату труда бюджетников, социальных фондов (включая ПФР), трансфертов регионам и средств на обслуживание госдолга, сокращаются на 10%. Что делать с антикризисными расходами — например, на поддержку экспорта, ипотеки, на закупки лекарств,— которые по идее, должны в ситуации неисполнимого бюджета и ослабления рубля увеличиваться, правительство решит позже — в начале 2016 года.
Если бы не было 2015 года, то это решение выглядело бы сенсационно. Но 2015 год, увы, был — и это был первый год за два последних десятилетия, когда исполнительная и президентская ветви власти в России неофициально отказались от агрессивных попыток поддержки экономики в ситуации разворачивающегося кризиса и сконцентрировались исключительно на мягком содействии ее адаптации к изменившимся условиям. Первые признаки того, что попыток «изменить лицо кризиса» по образцу 2008–2009 годов как минимум в Белом доме никто не хочет, появились еще в январе 2015 года. «Антикризисный план» правительства обсуждался тогда между Кремлем и Белым домом с таким скептицизмом, что в итоге практически весь план свелся к докапитализации банковской системы почти на 1 трлн руб.: акценты на «предупреждение последствий» без попыток вмешаться в ход кризиса были очевидны уже тогда. Впрочем, во всех эпизодах разворачивающегося кризиса — от проблем госкомпаний весной 2015 года до банкротства «Трансаэро» и обвала нефти в сентябре 2015 года — странная пассивность правительства была очевидна и многих даже начинала раздражать. В конце концов, они будут что-то делать или нет? Завершился год тоже как-то странно: решение о новом десятипроцентном сокращении части федеральных бюджетных ассигнований было принято после непубличной, но, по отзывам, довольно энергичной попытки Антона Силуанова призвать правительство к составлению сценариев действий при падении цен на нефть до $30 и $20 за баррель. Судя по всему, эта идея отвергнута — ей также предпочли адаптационные меры.
Во многом спокойствие правительства в 2015 году было вынужденным и объясняется уникальным набором обстоятельств. Во-первых, горизонт планирования Белого дома, несмотря на переход к составлению однолетнего бюджета, в любом случае остался трех-, а то и пятилетним. Это накладывает отпечаток на правительственную стилистику: даже с дефицитом бюджета в 2–3% ВВП объем Резервного фонда не позволяет дотянуть до 2018 года, до новых президентских выборов. Единственное же возможное активное действие — переход к наращиванию госдолга до уровней 25–30% ВВП и сильнодефицитному бюджету, по существу, будет означать смену экономического курса и, вообще говоря, смену правительства и руководства Банка России. Никаких обид и вообще ничего личного: это правительство выстраивалось под жесткую денежно-кредитную политику и программу более или менее сбалансированного бюджета. Делить резко наращиваемые займы с внутреннего рынка — с соответствующим изменением взаимоотношений финрынка с властью — действующему составу министров пришлось бы учиться так же, как и новому.
Отметим, это, по существу, то же самое правительство, которое в 2008–2009 годах с очевидностью несколько «перебрало» с антикризисной поддержкой экономики и еще в 2014 году было готово развернуть аналогичную кампанию. Первый вице-премьер Игорь Шувалов, глава Минфина Антон Силуанов, министр экономики Алексей Улюкаев, глава ЦБ Эльвира Набиуллина не стали за прошедшее время ни менее компетентны, ни менее амбициозны — как не стала менее амбициозна и вице-премьер Ольга Голодец, вполне готовая даже при цене нефти $35–40 за баррель возвращать общество к полностью солидарной пенсионной системе, сбалансированной системе ОМС и программе строительства новых школ в дополнение к завершающейся программе строительства новых детсадов. Что случилось с этим правительством?
Что бы с ним ни случилось, по существу, в происходящем, видимо, больше плюсов, чем минусов. В ноябре 2015 года Банк России констатировал, что по итогам года бюджетная политика РФ была нейтральна по отношению к динамике реального ВВП. Экономический кризис 2015 года был первым в истории России, в котором правительство страны отказалось от прямого вмешательства в адаптацию экономики к сильно меняющимся условиям, ограничившись ответственностью за минимизацию ущерба населению. Лоббисты вокруг Белого дома в недоумении и недовольны — а мы видим в этом отличные перспективы. Возможно, 2015 год был не таким плохим с точки зрения экономики, как ожидалось, только в силу понимания премьер-министром Дмитрием Медведевым и его командой главного: не все подвластно власти, в большие экономические тренды, не имея сил их изменить, вмешиваться не надо. Это дорого, это стоит денег населения, это бессмысленно.
Правительство — не организатор экономических процессов, а лишь один из участников огромной адаптационной машины под названием «экономика России». Если это действительно главная истина, добытая правительством в 2015 году,— в следующем году вне зависимости от цен на нефть мы увидим не только много печального, но и много такого, чего ждать почти не приходилось — ростков адекватной экономической политики.