Минэкономики объясняет рекордный спад торговли тягой граждан к сбережениям
Минэкономики продолжает фиксировать многолетние антирекорды в прошлогодней экономической статистике. Очередной из них зафиксирован в докладе министерства о социально-экономическом положении РФ за 2015 год — сокращение частного потребления оказалось максимальным за последние 40 лет. Беднейшее население прочувствовало это падение сильнее всех, «в частности из-за продуктовых антисанкций», заключают в министерстве, но продолжают объяснять спад потребления в 2015 году переходом граждан от потребительской к сберегательной модели.
Подводя итоги 2015 года, Минэкономики подсчитало, что сокращение частного потребления граждан (объема оборота розничной торговли) в 2015 году на 10% «является беспрецедентно низким, начиная с наблюдений 1970 года». Опрошенные «Ъ» аналитики этих выводов не оспаривают: официальные статистические сборники действительно подтверждают выводы Минэкономики. Но и тут не обошлось без нюансов: фактический максимум падения частного потребления в России пришелся на 1992 год. Первая оценка Росстата тогда свидетельствовала о его посадке на 20% при падении доходов вдвое, но после учета торговли с рук получилось, что потребление снизилось на 7%, напоминает Игорь Поляков из ЦМАКП.
Резкое сжатие потребления в 2015 году (см. «Ъ» от 10 февраля), по оценкам Минэкономики, вызвало рост нормы чистых сбережений в доходах граждан до 15,4% — максимума за пять лет. В министерстве настаивают на том, что рекордное падение потребления объясняется не резким падением уровня жизни, а именно «коррективами в изменении потребительской модели домохозяйств — от потребления к сбережению».
Для ведомства этот аргумент особенно важен — в частности, он доказывает возможность инвестиционного рывка, то есть трансформации сбережений в инвестиции. Но методология, которую Минэкономики использует для оценки нормы чистых сбережений, не публиковалась, известно лишь, что в ее основе лежат данные Росстата, который сбережениями считает вложения в валюту, депозиты, ценные бумаги, недвижимость и покупку скота и птицы. Какие из них включены в расчеты ведомства, неизвестно.
С оценками Минэкономики, указывающими на переход населения к сберегательной модели, ранее не соглашались ни в ЦМАКП, ни в представительстве Всемирного банка в России (см. «Ъ» от 29 октября 2015 года) — там в увеличении банковских рублевых и валютных вкладов видят механизм хеджирования инфляционных и девальвационных рисков. Из данных же опросов домохозяйств, проведенных ЦБ в январе 2016 года, видно, что сберегательные установки населения по сравнению с октябрем 2015 года фактически не изменились: сбережения есть лишь у 35% домохозяйств, 46% населения считает настоящее время плохим для сбережений, и только 16% — хорошим. Но в Минэкономики убеждены, что в 2015 году «избирательно-сберегательной модели придерживалось большинство населения». «Особенно данная тактика сегодня присуща низкодоходным и частично среднедоходным слоям населения»,— говорится в итоговом докладе.
При этом в ведомстве Алексея Улюкаева признают, что «в том числе из-за продуктовых антисанкций» кризис «наиболее тяжело ударил по беднейшему населению, основная часть расходов которого падает на еду». Доля граждан с доходами ниже прожиточного минимума в 2015 году увеличилась, по оценкам ведомства, до 13% (в 2013 году — 10,8%), но, по оценке ведомства, эта категория населения уже «приспособилась» к новым условиям. В составе половины российских семей есть пенсионеры, поэтому их доходы все равно поддерживают общее потребление, добавляет глава Института социального анализа и прогнозирования РАНХиГС Татьяна Малева. «Однако этот же факт означает, что, как только правительство перестанет проводить индексацию их доходов, нас ожидает лавинообразный рост различных неплатежей, например по ЖКХ»,— отмечает она. И это вряд ли можно будет объяснить ростом нормы сбережений.