Нефтегазовая отрасль возвращается на десять лет назад
В уходящем году стало окончательно ясно, что пузырь на рынке нефти лопнул и нас ждет новая ценовая реальность. А если товар, и так с большим трудом вращавший шестеренки государственной машины, дешевеет втрое, последствия будут далеко не только экономическими. Для нефтегазовой отрасли это означает превращение из последней надежды и опоры страны в просто один из секторов экономики — лучшего новогоднего пожелания и придумать сложно.
Тот неловкий момент, когда ты понимаешь, что кризис из абстрактного понятия в новостях превращается в нечто пугающе осязаемое — это когда нефтегазовая компания вместо традиционной новогодней бутылки Hennessy присылает брянский мед. Вот тут-то, грустно вертя в руках первый сладкий плод программы импортозамещения, ты осознаешь: это излом истории, ребята. Это $36 за баррель. И, оглядываясь назад — на 12 лет восходящей фазы сырьевого суперцикла — невозможно отделаться от ощущения, что какими бы ни были прогнозы экспертов, скорого возвращения к прежним $100 ждать не стоит.
Последний раз нефть стоила столько в 2004 году: тогда появились Facebook и почта от Gmail, Польша вошла в ЕС, а сборная Греции по футболу выиграла чемпионат Европы. Тогда же перестала существовать компания ЮКОС, ее ключевые активы получила «Роснефть», которая через десять лет на историческом пике нефтяных цен поглотила ТНК-ВР и стала крупнейшей публичной нефтяной компанией в мире. Тогда же Алексей Миллер завершил формирование своей команды в «Газпроме» (она без особых изменений управляет компанией и сегодня), Россия начала проект Северо-европейского газопровода (будущий Nord Stream), а в Ялте — тогда еще украинской — Владимир Путин и Леонид Кучма договорились о создании компании «Росукрэнерго». Все шатуны и кривошипы будущих достижений и проблем уже стояли на своих местах, а для внешних наблюдателей российское государство и нефтегазовая отрасль окончательно стали одним.
«Газпром» и «Роснефть», добывая около 70% российской нефти и газа, распространили свое влияние далеко за пределы не только отрасли, но и коммерческой деятельности вообще, выступая как внешнеполитический инструмент и кошелек для государства. С 2004 года доля нефтегазовых доходов федерального бюджета не опускалась ниже 40%, а в последние годы стабильно превышала половину. Взаимозависимость государства и нефтегазовых госкомпаний давала руководителям последних реальную власть, которая заставляет весь бизнес в стране следить за действиями Алексея Миллера и Игоря Сечина, а чиновников и менеджеров средней руки произносить эти имена с дрожью или придыханием. И вы ошибаетесь, если считаете, что последнее — шутка.
Собственно, такая ситуация вполне соответствует мировому тренду. В странах с большой зависимостью от экспорта минеральных ресурсов, в том числе и в развитых (например, в Норвегии), во времена благоприятной ценовой конъюнктуры государство стремится если не сразу изъять, то контролировать максимальную долю сырьевой ренты. Контроль через госкомпании — наиболее простой путь, но положение вещей сохраняется, пока оно выгодно государству. А это в нынешних российских реалиях совсем не очевидно.
С иллюзией того, что у России есть «энергетическое оружие», пришлось расстаться еще в 2014 году — партнерство с Exxon по арктическому шельфу не защитило «Роснефть» от американских санкций, а зависимость ЕС от российского газа не спасла от европейских. «Газпром» смог защитить только себя, да и то не вполне. В прошлом году «Газпром» еще попытался было ограничивать поставки в Европу, борясь с реверсом на Украину. Сейчас, во время конфликта с Турцией, не прозвучало даже намека на такую угрозу — и правильно: репутация и деньги дороже, потому что рисковать $5,5 млрд годового экспорта «Газпром» уже не может себе позволить.
Но гораздо важнее другое: контролируемая госкомпаниями отрасль не справляется со своей системообразующей (с точки зрения государства) функцией — не дает достаточно денег в бюджет. Даже в планируемом федеральном бюджете на 2016 год, где заложена цена нефти $50 за баррель, доля нефтегазовых доходов самая низкая с 2004 года — 44%, притом что Минфин осенью в экстренном порядке выжал из отрасли 300 млрд руб. дополнительных налогов.
«Газпром» отдал деньги без публичного скандала, нефтяники — со скандалом, и самое примечательное то, что этот скандал им не помог. Хотя Минфин обещал снизить налоговую нагрузку до прежнего уровня в 2017 году, никто из собеседников «Ъ» не верит в это, если цены на нефть останутся низкими.
А если так и будет, дальнейший ход событий предположить несложно. Государство попытается выжать из отрасли еще денег в рамках разумного — первый кандидат тут «Газпром», который объективно обложен налогами меньше, чем нефтяники,— но при $36 за баррель слишком много взять невозможно, даже если отрасль неплохо себя чувствует благодаря девальвации. Следующий этап — приватизация нефтегазовых компаний при сохранении госконтроля, и министр финансов Антон Силуанов неслучайно вновь поднял вопрос о продаже пакета «Роснефти». Кроме того, у государства есть еще «Башнефть», возвращенная в 2014 году. Окажется ли этих сравнительно мягких мер достаточно для стабилизации доходов на ближайшие три года или мы увидим некий аналог дела «Башнефти» — вопрос открытый.
Но даже если цены на нефть не будут критически низкими, статус нефтегазовой отрасли изменится — из священной коровы она станет нервным жвачным, ежеминутно косящимся на нож мясника-государства. А это значит, что в ключевых госкомпаниях может потребоваться новая управленческая команда. Парадокс в том, что менеджеры-долгожители, управлявшие этими активами в тучные времена, сами не станут держаться за посты, теряющие былое влияние, возможно, многие предпочтут уступить место молодым и голодным преемникам. И тогда нельзя исключать, что в будущем году мы станем свидетелями исторических отставок того рода, слухи о которых ходят всегда. Нефтяные и газовые короли оставят кресла бывшим чиновникам (в других отраслях этот процесс уже пошел; см. материал на стр. 16), а то и просто менеджерам. Хотя, возможно, кто-то из них по-прежнему верит в скорый возврат цены к $100 за баррель. Вот вы верите?